|
Отправлено: 25.06.07 19:12. Заголовок: Re:
Роман "Таба Циклон" (отрывок) Автор: Даня Шеповалов В картонной коробке рядом с проходной спала маленькая лохматая дворняжка, обняв лапами недоеденную сосиску. Грязная серая шерсть дворняжки свалялась, кое-где сбилась в колтуны. Когда друзья прошли мимо нее — собака встревоженно подняла голову, но тут же успокоилась, проводила их печальными глазами. — Это сучка Луша, — сказал охранник, пропуская Риту вперед, — местная куртизанка… Они поднялись по лестнице на третий этаж, а затем долго шли за охранником по длинным коридорам, которые образовывали собой что-то вроде пчелиных сот. Шершавые стены были покрыты граффити: разноцветными, перетекающими друг в друга объемными лентами. Из-за этих рисунков и бегающих туда-сюда с папками озабоченных людей создавалось впечатление, что они находятся в детской поликлинике. В воздухе даже царил особенный запах, похожий на больничный — густая смесь усталости, тревоги и фатальной бессмысленности всего происходящего. — Чем тут пахнет? — спросила Рита. — Что-то такое очень знакомое, вот только не могу понять, что… — Мыло, — сказал охранник, — в этом здании раньше была мыловаренная фабрика. А теперь здесь медиакомплекс. — А туалет тут есть? — спросил Тима. — Да, конечно. Вот там, видите, под часами. Потом догоняйте нас, вон по тому коридору, не ошибетесь. В туалете Тима обнаружил трехметровую фотографию бомбардировщика «Ланкастер» над Дрезденом, встроенную в специальную нишу в стене, с разноцветной подсветкой, а также толстую анкету Gallup Media «Потребление и стиль жизни», которая заменяла в одной из кабинок бумагу. Большая часть листов в анкете была вырвана, а оставшиеся страницы посетители кабинки использовали в качестве дневника наблюдений и средства внутрикорпоративной переписки — для этих целей к корешку анкеты был привязан фломастер. У коридора, на который Тиме указал охранник, одна из стен была совершенно прозрачной: за ней открывался вид на просторный ангар. В ангаре шли съемки суперпопулярного сериала, который чуть ли не круглосуточно крутили по одному из развлекательных каналов. За ярко освещенной коробкой декораций спали на матах рабочие; изможденная главная героиня готовилась выйти под объективы четырех камер, на подножках которых разъезжали операторы; а в глазах режиссера читались застарелые мысли о суициде, которые тонули в дымящейся миске доширака, стоящей на мониторе перед ним. Следом открылся еще один ангар, в два раза больше прежнего. Он был набит таким количеством компьютерной техники и застывших перед ней в рабочем трансе людей, что больше походил на центр управления полетами. Персонал явно не раскладывал пасьянсы и не флиртовал в Сети, а напряженно работал на пределе своих возможностей — и все равно не укладывался в жесткие ежедневные дедлайны. Коридор вывел Тиму в совсем небольшое по сравнению с предыдущими гигантами помещение. Конторка ресепшена сияла логотипом Marauders mag: солдат выбирается из разбитой витрины с женским манекеном под мышкой. Стоящая за конторкой девушка громко всхлипнула. — Я желаю тебе, чтобы ты умер… — сказала она в телефонную трубку. — Я желаю, чтобы умерла твоя сучка! Мне тебя жалко…. Почему ты называешь такими словами меня? Почему ты живешь по инерции? Девушка надолго замолчала, выслушивая ответ своего собеседника. Еще несколько секунд — и заплачет. Но она все же справилась со своими эмоциями и холодно завершила разговор: — Любомудров, если ты вчера не получил пиздюлей, это еще не значит, что у меня сегодня отличный день... Все, нам не о чем больше с тобой разговаривать. Пока! — она решительно бросила трубку и улыбнулась Тиме: — Я могу вам помочь? Обитателям маленькой редакции, разбитой на боксы синими перегородками, явно жилось веселее, чем телевизионщикам из соседнего ангара. Главный редактор растянулся на столе для совещаний: вместо редколлегий он ежедневно по часу избавлялся от стресса, стараясь полностью расслабиться. Редактор представлял себе, как маленькие человечки, заставляющие сокращаться его мышцы, бросают работу. В пальцах ног трудоголиков не находилось — человечки радостно покидали рабочие места, добирались до колен, подбивали работающих там, и так далее, пока волна анархии не смывала напряжение во всем теле. Снаружи в это время особой трудовой активности тоже не наблюдалось. Верстальщики играли в Marauders — сетевую командную игру, в честь которой был назван журнал: небольшой отряд современных войск отправляется в прошлое и пытается завоевать какой-нибудь город или страну. Совсем недавно хитовым уровнем был Троянский конфликт, в который вмешивались два авианосца, отряд спецназа и танковая дивизия. Сейчас бой шел на улицах Москвы времен НЭПа: танк одного из дизайнеров гнался за отстреливающимся из маузера мужчиной в кожанке. — Дэн, да чего ты паришься? — донесся до Тимы чей-то голос из-за перегородки. — Знаешь, какие тупые люди у нас рецензии писали? — Даже я одну написал, — заметил проходивший мимо Тимы бородач. — Вот видишь! Даже Лев одну написал… — обрадовался голос. — Ну так что, возьмешься? Отлично! Ко вторнику… Максимум в среду… Можешь обосрать, можешь похвалить, это без разницы… Marauders mag издавался для иностранцев, сосланных по работе в Россию: страну холодную, жестокую и настолько иррациональную в своей отчаянной женственности, что разум европейцев и американцев пасовал, они справедливо не хотели ни понимать ее, ни верить в нее; каждый из них чувствовал себя резидентом на грани разоблачения, расстрела и кастрации в ближайшей подворотне. Днем на работе — какие-нибудь холодильники, утюги и фокус-группы с пиццей и сэндвичами за односторонним стеклом, вечером — безрассудные попытки оставить потомство перед лицом неотвратимой гибели. Каждая следующая ночь могла стать последней и поэтому проходила в алкогольном угаре («Expirienced hard drinkers wanted!» — сияли рекламой бары с полос Marauders), а также в беспрерывном поиске женщин, которые были единственным настоящим богатством этой опасной и непредсказуемой страны. Никитин оказался болезненно худым высоким юношей с женственными манерами и интонациями. Жесткие седые кудряшки на голове, выступающий бледный лоб и узкий крючковатый нос делали его похожим не то на попугая, не то на умирающего от рака трансвестита, который твердо поверил в то, что вылечится, если перестанет щеголять в туфлях на шпильках и свернет из рисовой бумаги миллион Элтонов Джонов. Примерно так все обстояло: у Никитина была всего одна почка, зато целых две неизлечимые болезни — астма и сахарный диабет. — Только, Дэн, давай без всякой этой замороченной чуши, которую ты любишь, — продолжал Никитин, — ну, про дрожащую лапку паука в детских пальцах и прочего... Пиши просто, доступно и коротко, чтобы любой идиот понял, то это вообще такое и нужно ли оно ему… Обещаешь?.. Ага, ну супер… Я? Да что я — нормально все, в отпуск вот собираюсь... Охранник взял Никитина за плечо: — Костя, тут к тебе пришли. — Дэн, у меня посетительница… Конечно, красивая! — он галантно улыбнулся Рите. — Будешь себя хорошо вести, познакомлю!.. Только в среду крайний срок, ты понял?.. Да не вопрос, скажи, что ты от нас, Алена тебе все оформит... Ну давай, удачи… Рита беседовала с Никитиным больше часа. Сначала тот недоверчиво ухмылялся, но когда Рита стала рассказывать ему о тех фактах его биографии, о которых не знал не только никто из его ближайшего окружения, но даже и сам Никитин уже давно предпочел забыть, Косте стало не по себе. — Это все отсюда, — закончила Рита, доставая из сумки небольшую распечатку, исполосованную ядовито-оранжевым текстовыделителем, — только не спрашивай, откуда она у меня… Мне кажется, Костя, ты умный мальчик и должен понимать, что из-за вечных депрессий нашего с тобой общего приятеля, его, мягко говоря, специфичной фантазии и странных эстетических предпочтений все это может для нас очень плохо закончиться. — Да уж… — мрачно протянул Никитин. — Костя, ты знаешь, где он живет? — Нет, ну надо же такой свиньей быть! — с чувством воскликнул Никитин, ошарашенно листая распечатку. — Ведь сколько раз вместе пили… Что ему, трудно было мне вторую почку оставить? Букв, блять, жалко стало?! А с котом, вы в курсе, что он с моим котом сделал? Да кто ему вообще такое право дал?! Мудак охуевший! — Так ты знаешь, где он живет или нет? — Конечно, знаю: Аллея Поликарпова, дом 5. Такая замызганная квартирка на первом этаже. На кухне фотообои про Карелию… Вот ублюдок все-таки! Никитин перевернул страницу: — А это что за дерьмо?! Ну какие еще суворовцы?! Да это когда было вообще… — Там ниже и про меня есть. Никитин пробежал еще несколько абзацев и со смешанным чувством недоверия и восхищения во взгляде поднял глаза на Риту. — А это правда? Рита пожала плечами: — А про тебя, Костя? Правда? Она положила ладонь на плечо Тиме, который изучал фотографию, приклеенную скотчем к одной из перегородок: шесть аквалангистов в черных гидрокостюмах повисли над водой на крестообразном подъемнике, как огромные резиновые морские коньки. — Его нужно остановить, пока еще не поздно, — сказал Никитин. — Именно это я и пытаюсь донести до тебя уже второй час. — Прямо сейчас поедем! Он дома, мы только что по телефону разговаривали. Одну минуту… Лев! Ле-е-ев!!! Бородач, стоявший за столом, ломившимся от офисной техники, в ответ лишь раздраженно помахал скрученным в трубочку листком бумаги — не сейчас, занят, важный звонок, давай попозже. Он набирал чей-то телефонный номер, сопел в трубку, сбрасывал, набирал снова… — Здравствуйте!!! — заорал он в трубку. — Наконец-то я до вас дозвонился! Хвала богам! Так… А как тут переключить на факс? — А хуй тебе! — донесся чей-то ехидный голос из-за соседней перегородки. — Фак ю! — радушно ответствовал бородач. Из-за перегородки высунулись руки невидимого оппонента с замысловато скрещенными пальцами: — Фак ю четыре раза! — оппонент потряс руками, а затем сцепил пальцы в новой невероятной комбинации. — Нет — пять! — Вот так, видишь, тут зеленая кнопка… — помог Льву Никитин. — Ага. Спасибо. Все, посылайте, я принимаю… Бородач с удовлетворением смотрел на выползающую бумажную ленту, покрытую мелким текстом. Он поправил ее немного, свесив через край стола, чтобы загибающийся край ленты не попал в приемную щель факса. — Лев, ты куда машину поставил? — А ты что, боец, покидаешь поле боя? Мы с ребятами на ночь останемся, сегодня все свободны, даже Дюшу жена отпустила. Будем брать Кремль! — он довольно потер руки, предвкушая грандиозную баталию. — Оставайся, Кость… — Я сегодня не могу. — Ну и зря! Битву столетия пропускаешь… — Лев, я спешу! — Ааа… Она у черного входа припаркована, справа от «Звездочки». Во внутреннем дворике был разбит аккуратный английский газон; по сетке, натянутой на закопченные кирпичные стены, взбирался плющ. Рядом с одной из фабричных построек на массивной чугунной скамейке сидел мужчина в черной джинсовке, чем-то напоминавший коня, и потягивал пиво из банки, жмурясь на сентябрьском солнце. — Да, Костя… — начала Рита. — Нас просили тебе кое-что передать. Никитин с сомнением посмотрел на сверток, покрытый жирными зелеными разводами. — Это от Быданова? Конец спецслужбам? — Точно. Журналист покачал головой, беззвучно пробормотав какое-то ругательство, и выбросил кассету в урну. — А про какую «звездочку» говорил Лев? — спросила Рита. — Экспериментальная реабилитационная клиника, — ответил Никитин, — для звезд шоу-бизнеса. Телевизионщики в прошлом году открыли, это им Марк подсказал. Очень удачная штука: и «звездочку» лечат, гонорары своим кадрам сбивают, и заодно что-то типа зоопарка устроили. — Никитин посмотрел на часы: — У них сейчас как раз групповая терапия, так что можем зайти, если хотите. — Хотим… — Леш, это со мной, — сказал Никитин человеку-коню. Тот лениво кивнул в ответ и открыл вторую банку пива, нагретая пена зашипела по алюминию. Внутри постройка оказалась пронизана сложным лабиринтом узких коридоров. Никитин сказал, что по ним можно добраться практически в любую точку клиники, а полупрозрачные стены коридоров пропускают свет только в одну сторону. — Марк вообще мировой мужик, — сказал Никитин, — помните сериал про Страшилу? Он уже давно им советовал некоторые сцены снимать как вид сквозь очки и накладывать на все это эффект линзы «рыбий глаз». Ну, знаете, когда все изображение сильно выгнуто в одну сторону. Гениальная идея, по-моему. И вот «Звездочка» еще… — А сколько стоит билет сюда? — спросила Рита. — Две-три сотни. Ну, между своих, разумеется. Родители часто заходят на детей посмотреть, смеются много, персонал благодарят, подарки дорогие дарят. Да вы сейчас сами все увидите… Точно, групповая терапия, блок 25-B. Вот сюда, направо. Пиво, чипсы, фисташки? — Нет, спасибо. За прозрачной стеной перед ними открывался плац, на котором выстроилась неровная шеренга пациентов в серых пижамах. Перед ними прохаживался взад-вперед отставной военный, похожий на пожилого преподавателя физкультуры, который вместо тренировочных штанов с пузырями и вечной шапки Adidas надел форму Полковника сухопутных войск. — Сейчас, погромче только сделаем… — Никитин покрутил ручку динамика. — Ну и кто тут у нас звезда? — Полковник остановился напротив одного из пациентов — невысокого человека средних лет с длинными вьющимися волосами. — Ты, что ли, звезда?! Пациент вздрогнул и активно замотал головой из стороны в сторону. — Еще бы! — удовлетворенно кивнул Полковник. — Тут только одна звезда! Вот где! — он ткнул указательным пальцем в свой левый погон. — Точнее, три. Ну да не важно. Полковник вновь прошелся перед строем, теперь уже в другую сторону. — А кто из вас, ничтожеств, может мне объяснить, что я тут с вами делаю? Зачем теряю свое драгоценное время?! Вот ты, тело, ты можешь объяснить? — Полковник ткнул заскорузлым указательным пальцем в долговязого человека в обтягивающих кожаных штанах. — Нет? А вот я тебе сейчас сам объясню! Два шага из строя! Так, а где пижама? Ты куда казенную пижаму дело, животное? — Он ее в покер Познеру проиграл, — пожаловалась медсестра, идущая позади Полковника, — я Лешке говорила, да только он с ними заодно. — И ничего я не проиграл! — обиделся Долговязый. — Я, может, подарил... — Молчать! Развели тут бордель! Так, тело, я надеюсь, ты наблюдало своими органами зрения лечебную тумбочку рядом с моим кабинетом? Твоя боевая задача заключается в том, чтобы доставить этот предмет сюда в кратчайший срок. Задача ясна? Выполнять! Через несколько минут Долговязый вернулся, сгибаясь под тяжестью старой дубовой тумбочки. — На вытянутых руках неси, — крикнул Полковник, — на вытянутых! Ишь, какой, прижал ее к себе… Ага, вот так, стой здесь рядом, держи. На вытянутых руках, я сказал! Полковник открыл тумбочку и достал оттуда фотографию маленькой девочки, плескавшейся в надувном бассейне. — Это моя внучка, — объявил Полковник, демонстрируя фотографию пациентам, — и вместо того, чтобы катать эту молекулу на карусели, или сайгака стрелять, или что там еще с этими внучками делают, я должен возиться с вами, рахитами и недоумками, которые возомнили себя хрен знает кем, потому что вас слишком часто показывали по телевизору. Вот ты, тело, кем ты себя возомнило? — Богом Гермесом, — охотно ответил Долговязый, пытаясь вытереть о плечо пот, который рекой тек по вискам. — Итить твою мать…— Полковник в сердцах махнул рукой. Повернулся к медсестре: — Ну и как с такими людьми работать? Я давно говорил Левинсону, что нужно усиливать режим. Никакого общения, помимо терапевтического, одиночные палаты, за азартные игры и алкоголь — оставлять на трое суток без еды; за приступ нарциссизма — на неделю. А то у нас тут курорт какой-то прямо: одни трахаются, другие перед зеркалом сутками крутятся, говорят, даже портативный телевизор уже у кого-то есть. А вчера вообще какое-то пьяное мурло бегало и орало, что ему срочно нужно позвонить Дэвиду Лашапелю в ад. Это, по-вашему, дисциплина? Это, по-вашему, лечебный процесс? Да мы так ни одну засранную певичку не вылечим. — Это было не мурло, а доктор Левинсон, — смутившись, сказала медсестра, — горит человек на работе, все-таки клиентура сложная, даже у профессионалов нервы не выдерживают. — А нам и не нужны тут профессионалы! Богом Гермесом оно себя возомнило… Нам нужна дюжина десантников с обрывками шланга, а не вот эти вот холуи. Санитары! Говно на палочке это, а не санитары! Не будете ли вы так любезны пройти в изолятор, а не соизволите ли пукнуть в баночку, гран-мерси, сильвупле, а не дадите ли автограф... Итить твою мать! — Я бы попросил, — вмешался Долговязый, опуская тумбочку на пол, — все-таки здесь дамы. — Хуямы! — обрезал Полковник. — А вот за то, что ты без команды стаканодержатели расслабил, ужин сегодня отменяется. Толпа зашумела. — Молчать! — прикрикнул Полковник. — Всем благодарить Гермеса. Вместо ужина назначается четырехчасовая трудотерапия. Актеры и шоумены клеят почтовые конвертики, все остальные ковыряют дырочки в дуршлагах. Ивановна, раздавай свою касторку и веди всех в трудоблок. Если кто заартачится — сразу ко мне. Вопросы есть? Вопросов нет! Выполнять! Медсестра вместе с одним из санитаров принялась раздавать лекарства — разноцветные капсулы лежали в маленьких пластиковых стаканчиках, на каждом из которых была написана фамилия пациента. Долговязого незаметно толкнула в бок стоявшая рядом киноактриса с русыми волосами: — Слышь, Гермес, давай меняться! — Чего? — Ты мне вот эту синенькую, а я тебе завтра утренний кисель! — Кисель… — задумался Долговязый, — маловато за синенькую… — Ну хорошо, два киселя! Утренний и вечерний. — И яблочко! — Ну ты скотина! Это ж грабеж средь бела дня! — Не хочешь — как хочешь… — Ладно, черт с тобой, и яблочко!
|